Древний Рим и современность. Часть 1.

Впервые опубликовано на сайте rubicon.kz 22 октября 2016
Нора Бекмаханова: Истоки жестокости ИГИЛ.

Сегодня все больше исследователей сравнивают современный Запад с древним Римом. Случайное ли это совпадение? Время с 133 года до нашей эры и 217 года нашей эры ознаменовалось первыми упоминаниями о протестах римлян против мистической ограниченности и стремлением к установлению государственной власти нового типа, которое могла бы управлять территорией, недавно завоеванной римлянами. В этих пределах стремительный процесс имперской экспансии достиг своей кульминации: Рим присоединил к себе земли, оказавшие большое влияние на все сферы его жизни – провинцию Азия на западе Малой Азии (Анатомии). Было ли это событие началом упадка мира римлян и характерных ему институтов, началом, когда прервалась последняя устойчивая династия императоров, правившая до того, как начались неблагоприятные события, предшествовавшие переносу столицы мира из Рима в Константинополь?

Совершим исторический экскурс. Общеизвестна формула «Хлеба и зрелищ», годилась для римского населения, а формула «участие в политике» – не годилась. Популярность правителя в столице во многом зависела от эффективности и щедрости того, как он применял эти формулы на практике. Особенно щедрым в этом отношении был император Нерон, и поэтому его считали настолько незаменимым, что толпы горожан упрашивали его даже отложить планируемую поездку за границу. Нерон не только устраивал им дорогостоящие представления, но в верховой езде на колесницах, сам охотно участвовал.

Политика империи по отношению к низшим слоям римского общества не ограничивалась лишь негативными действиями (лишением политической власти). У этой политики был и позитивный аспект, а именно – обеспечение низших классов дешевыми продуктами (из-за чего они были счастливы) и организация зрелищных представлений. Уже в эпоху поздней республики дальновидные государственные деятели поняли, что единственно разумной и верной политикой является развлечение народа и выделение денег на обеспечение его продуктами.

Предполагалось, что обыватели, составлявшие большинство граждан Рима, должны держаться подальше от политики – для которой они считались неспособными – и что этого можно добиться, если уровень их жизни повысится (с помощью субсидий), и если они будут развлекаться. Столичное население извлекало себе выгоду из постоянно развивающихся материальных удобств Рима, в том числе, и общественных бань.

Хотя бани, несомненно, и доставляли удовольствие телам «свободных» римлян, отстранение их от управления государством, а также их зависимость от пожертвований и зачастую ужасных развлечений привели к деградации их интеллекта, а богатые и умные презирали их все больше и больше. Когда публика, присутствовавшая в цирке, стала аплодировать команде, которая не нравилась императору Калигуле, он сказал что сожалеет о том, что у народа нет еще одной шеи для того, чтобы он мог ее отрубить.

Бессильное, подвергавшееся эксплуатации, зачастую совершенно обедневшее население империи включало в себя большое число граждан Рима. Сообщество граждан Рима перестало быть привилегированной кастой, что в таких условиях было неизбежно. В Риме уже начинал формироваться новый привилегированный класс – а именно бюрократия империи, которая выросла из государственных служащих императоров и на протяжении II века н. э. имела тенденцию к увеличению, а так же стремилась все больше и больше возвысить себя над остальными гражданами.

Тем не менее, бюрократия властвовала безраздельно недолго, так как еще одной замкнутой группой из числа граждан Рима, постоянно укрепляющей свою власть с последних лет II века н. э. была армия. Она начала менять свой статус непрофессиональной примерно тремя столетиями ранее под руководством Гая Мария. Этот выдающийся военный новатор, который так же прививал легионам становившийся все сильнее кастовый дух, подготовил почву для профессиональной армии, отменив существовавший ранее имущественный ценз, в соответствии с которым солдатами могли быть люди, обладающие каким-то состоянием, для того, чтобы принимать в ряды армии тех, у кого вообще не было имущества. Поскольку таким людям выдавали награды и раздавали военную добычу их военачальники, а не правительство, республика была раздираема амбициями военных, противостоящих друг другу, за каждым из которых преданно следовали его легионы.

Цезарь, в частности, повысил профессионализм своих легионеров до беспроцентного уровня и таким образом передал своим приемникам-императорам «человеческое оружие», с помощью которого они самовластно управляли империей, сохраняя видимые атрибуты республики.

Императору Августу досталось около шестидесяти легионов. Их общая численность составляла 128 000 человек. Он так же продолжил практику эпохи республики, привлекая к военной службе контингенты союзников, не являвшихся гражданами Рима. Была создана из них еще одна часть армии – кавалерия и пехота.

В эпоху раннего принципата легионеров набирали преимущественно в Италии, но все больше по численности становилась часть армии, набранная в наиболее развитых областях Испании и особенно Гаями, так что итальянский элемент медленно уменьшался в численности, пока в I веке н. э. он не исчез вовсе. Менее романизированные регионы вышеупомянутых стран поставляли много людей во вспомогательные подразделения.

Согласно внешней политике Августа, большая часть легионов концентрировались возле, по соседству с Рейном, Дунаем, Евфратом; помимо этого, единственными регионами, где содержались большие гарнизоны, были Северо-Западные Испания и Египет. Центральных резервов не существовало; и в целом армия, в которую теперь набирали людей на определенный срок и выплачивали бывшим солдатам пенсию, из соображений экономии была слишком мала для того, чтобы противостоять серьезной внешней угрозе. При преемниках Августа служба в армии все больше начинала носить характер деятельности по охране границ, что еще больше подчеркивало отсутствие центральных резервов, а полевые войска на пограничных территориях постепенно стали носить характер позиционных гарнизонов, заключенных в крепости.

Вскоре эти крупные подразделения начали подбивать своих командиров на то, чтобы те добились императорской власти. Первые трагические последствия этого стали очевидны в год Четырех Императоров, когда Гальбу, Вителлия и Веспасиана привели на трон легионы Испании, Германии и Иудеи, соответственно. Историк Тацит предвидел, что эти события пагубно скажутся в будущем, и в цикле драматических эпизодов изображает кризис традиционного авторитета законности, спровоцированный этими мятежными армиями.

Когорты преторианцев, в свою очередь, убили Гальбу, и даже ранее они, подчинявшиеся власти префекта, который был вторым после императора по степени влиятельности, показали, какую опасность они представляют трону императора. С течением времени именно они стали самыми влиятельными, циничными и своенравными из тех, кто приводил императоров на трон.

Расцвет этого разрушительного явления пришелся на 193 год нашей эры, когда префект преторианцев Лет всего через три месяца после того, как он организовал убийство Коммода в пользу Пертинакса, убил и самого Пертинакса.

Опасная практика выдачи армии (сверх обычного жалования) особых даров постепенно укоренялась с самого начала эпохи принципата. Денежные премии выдавались при смене императоров, в честь усыновления и других радостных событий. Большая часть денег шла преторианцам, чье жалованье и так было в три раза выше жалованья легионеров. Это можно назвать формой узаконенной взятки армии, с помощью которой захватывался трон императора. Когда империю «на аукционе» приобрел Дидий Юлиан, то сообщалось, что каждый гвардеец получил 25 000 сестерций.

Но Дидий оставался императором и в живых только в течение двух месяцев. Его преемник, Септилий Север, под властью которого было двенадцать легионов на Дунае, перед своим вступлением в город потребовал от преторианцев, чтобы они встретили его невооруженными, его легионеры окружили их, и он бесчестно распустил их. За этим решительным шагом последовала возрождение гвардии, численность которой увеличилась до 15 000 человек. Но, хотя до сих пор она состояла в основном из итальянцев, это подразделение с этих пор формировалось за счет пограничных легионов, и Север, рассматривавший его, как школу подготовки офицеров, призвал в его ряды лучших из своих людей из числа дунайских гарнизонов. Это было знаком того, что первенство Италии закончилось, а легион стал дислоцироваться в Альбано возле Рима.

Шаги, которые предпринял Север для того, чтобы отблагодарить войска, сводились к милитаризации всего общественного строя Римской империи. Он не только увеличил численность армии, но и ввел различные льготы для солдат, которым было разрешено жениться во время службы, а после увольнения им предоставляли особые привилегии. Император Коммод увеличил их жалованье на 25%, Север повысил еще на 30%, его сын Каракалла повысил сумму еще на 50%. Первые и последние шаги правления Севера стали символом новой власти и нового характера его правительства. В 193 г. н. э. он вступил в Рим в сопровождении своих войск в полном составе и вооружении, а в 211 году н. э. незадолго до смерти, он дал своим сыновьям совет – осыпать солдат сокровищами и не беспокоиться об остальной части населения. Такую политику он, с его выдающимися способностями и безжалостной прозрачностью своих целей, считал необходимой для того, чтобы сохранить власть от внешней угрозы.

Эта политика положила начало новой эре, с этого времени ни члены сената, ни граждане Рима – чьи привилегии, де-факто прекратившие свое существование, Каракалла де-юре распространил на всю империю (212 г. н. э.), ни даже высшая бюрократия не являлись привилегированными сословиями. Ими стали демократизированные, неитальянские офицерские кадры и войска, которыми они командовали. Пожалования росли, но при преемниках Севера его формула, отнюдь не гарантировавшая преданности солдат, оказалась бесполезной и убийственной; возросшее влияние военных тем более усилило их стремление назначать и смещать императоров.

В этот период роль армии должным образом показана в форме пропаганды не только на скульптурных изображениях, но и на монетах. Иногда победы, увековеченные таким образом, на самом деле еще не были одержаны, но существовала надежда, что их одержат в будущем, и так же в духе принятия желаемого за действительное, монеты эпохи гражданских войн (68-70 г. г. н. э.) изображают зачастую несуществующие «Соглашения преторианцев», «Преданность преторианцев», «Преданность армии», т. е. настойчиво касались темы, к которой обращаются в худшие периоды хаоса, предательства, беспорядка – так, например, в III столетии н. э. во время правления Галлиена (253-268 г. г.) и Квинтилла (270 г.). Император Нерва, хотя ему и доставляли беспокойство преторианцы, с которыми не посоветовались насчет убийства его предшественника Домициана, отдавал должное той схеме общества, которая существовала скорее теоретически, совместив «Единство армий» с «Дальновидностью сената», который давно превратился в послушного слугу императоров.

Чем же стали и что представляли собой граждане Рима, таким образом постепенно терявшие привилегированное положение, которым они когда-то обладали? Уже давно по крепкому, консервативному мелкому итальянскому фермеру, составлявшему основу республики в прежние времена, когда она развивалась, экономическими катаклизмами II века до н. э. (период больших имений, хозяйство в которых велось за счет рабского труда) был нанесен серьезный удар. Его силу подорвали гибель людей в ходе кровопролитий, финансовые неудачи и политический хаос последующего столетия. Многие роды вымерли; из оставшихся лишь немногие двигались вверх и становились состоятельными людьми; многие двигались вниз и устремлялись в города, вливались в них голодающими, буйными толпами. Социальная пирамида Рима стала еще круче. Были очень богатые и очень бедные, а находившийся между ними средний класс утратил свое значение.

Однако уже зарождался новый средний класс, значительную часть которого составляли отпущенные на волю рабы и их потомки. В этой теме есть очень много перекличек с нашей сегодняшней действительностью, поэтому стоит на этой теме остановиться более подробно и обстоятельно.

Характерной чертой системы рабства в Риме было то, что рабов часто отпускали на свободу. Это могло происходить по многим причинам, но в особенности из-за того, что существовал обычай, в соответствии с которым рабы могли сами покупать себе свободу за счет своих сбережений – как свидетельствуют юристы, это было главным стимулом к тому, чтобы хорошо работать. В 357 г. н. э. каждый акт освобождения был обложен 5% государственным налогом, и доход от этого налога помещался в специальную казну, предназначенную для чрезвычайного положения в стране.

Вольноотпущеннику официально не могли быть предоставлены гражданские права, и в других отношениях его свобода так же не была полной. Он обязан был с почтением относиться к своему бывшему хозяину и служить ему; вольноотпущенник являлся клиентом, его бывший хозяин – его патроном. Вольноотпущенник не мог предъявить судебный иск без разрешения высших чиновников; если он умирал, не оставив завещания или у него не было наследников, его имущество подлежало возвращению его бывшему хозяину.

Как это ни странно, но у вольноотпущенников были и кое-какие свои привилегии. Хотя вольноотпущенник и мог служить помощником высшего должностного лица или священника, сам он не имел права на высокий военный чин или государственную службу в Риме или в других общинах, наделенных гражданскими правами. Тем не менее, любой сын, рожденный от вольноотпущенника после освобождения последнего, был свободным человеком, не подлежащим всем упомянутым ограничениям, и полноправным гражданином. Эта характерная черта в истории Рима в значительной степени шла вразрез с принципом, авторство которого Платон приписывал одному из своих ораторов. Эти слова оказались провидческими: «Всякие бесцеремонные перестановки внутри слоев общества повредили бы государству; их можно считать высшей степенью подлости, и это будет справедливо».

А дальше история древнего Рима делает весьма неожиданный поворот и начинает соприкасаться с сегодняшней действительностью очень тесно.

В середине эпохи Римской республики рабы были обычно военнопленными, происходившими из многих стран, часто они были так же хорошо образованны, как и их хозяева. Итак, население Рима, наделенное гражданскими правами, постоянно пополнялось и видоизменялось за счет примеси сначала итальянской, а затем греческой, семитской и азиатской крови. Описание властей по поводу этих новых элементов общества становятся очевидными из распоряжения правительства ограничить возможности вольноотпущенников, сведя их в 4 (из 35 насчитывающихся в Риме) трибы (в 220 г. н. э.).

Поскольку трибами голосовали на народном собрании, результатом этого стало ограничение количества вольноотпущенников-избирателей, для ограничения участия их и их детей в голосовании и уменьшить их влияние. Подобным же образом в 169 г. н. э. появилось распоряжение о том, чтобы все беднейшие вольноотпущенники были сведены в одну трибу.

Тем не менее, та легкость, с которой в Риме освобождали рабов и предоставляли права гражданства их детям, может считаться либерализмом по сравнению с порядком, существовавшим в других древних государствах. С течением времени из-за огромного числа вольноотпущенников, появившихся в результате такой политики, римское общество стало трансформироваться – в частности, приобретать более восточный характер.

Поэта Ювенала, как и большинство римлян, принадлежащих к высшим слоям общества или стремившихся к этому, подобная ситуация не устраивала. В своем, ставшем известным стихотворении, он сетует на то, что воды Оронта текут в Тибр, отмечает, что более развитые рабы, были из восточных провинций – Сирии или Малой Азии; им, приспособленным для городской жизни, проницательным и деятельным, не хватало более «основательных», нордических положительных качеств западных варваров, которые становились неотесанными рабами, и им никогда не давали свободу.

Ювенал писал свои произведения после 100 года н. э., но этот же процесс шел полным ходом уже в эпоху республики. По некоторым подсчетам около 500 000 рабов были освобождены только в 80-50-х годах до н. э. И эта цифра учитывает лишь тех, кто подвергся официальной процедуре освобождения; помимо этого, довольно много рабов было освобождено неофициально.

Император Август энергично взялся за решение всего комплекса социологических проблем. В своем духе он, с одной стороны, ужесточил процедуру освобождения, наложив ограничения на освобождение рабов, как по завещанию, так и при жизни хозяина, а с другой стороны, в то же время обеспечил конкретные, надежные преимущества тем, кто обрел свободу в результате надлежащей юридической процедуры. Возможно, Август стремился к расовому «очищению», но, по всей вероятности, его мотивы были не только расовыми. Поначалу он намеревался ограничить число новых граждан хотя бы до такой степени, чтобы стала возможной их культурная ассимиляция, и чтобы их мировоззрение могло соответствующим образом приспособиться к политическим требованиям, выдвигаемым режимом.

Так, он ограничил социальные амбиции вольноотпущенников, не разрешив их браки с членами семей сенаторов, позже были наложены ограничения на наследования ими имущества и возбуждение судебных процессов. Подобным же образом он предоставил статус свободных людей тем рабам, которые были отпущены на свободу неофициально, но не разрешил им вступать в права наследования или составлять завещания, хотя их дети рассматривались как «латиняне», которые могли стать полноправными гражданами Рима.

Его главной целью было сделать избирательные права наградой за заслуги; и вместе с вышеупомянутыми ограничениями он явно поощрял тех вольноотпущенников, которые были готовы сотрудничать с ним. Признав их статус, Август рассчитывал стимулировать их иметь больше детей, и вольноотпущенники превратились в могучий средний класс, неоднородный по национальному составу, который пришел на смену итальянскому среднему классу эпохи республики.

Действительно, вольноотпущенники все еще не допускались на посты высшего уровня (попытка назначить одного из них, Лициана, на должность доверенного лица императора в Галлии оказалась неудачной). Но к тем незначительным должностям, которые они занимали в эпоху республики, Август добавил более важные. Им давали ответственные посты в римском флоте и в охране, которая выполняла функции пожарной бригады и полиции. Им было разрешено ведать охраной городов в качестве чиновников, чьи обязанности, казалось, в меньшей степени касались общей регламентации жизни населения и в большей – ухода за святилищами римлян. К этим святилищам относились алтари, в которых культ и статус императора-гения служили напоминанием о том, что вольноотпущенник, осуществлявший надзор за храмом, нашел свое место при императорском режиме.

В других частях Италии, а так же в Риме, различные посты, связанные с поклонением императору, были доступны для вольноотпущенников. Бывшие рабы становились врачами, юристами, школьными учителями, ремесленниками, хозяевами лавок, управляющими, жокеями, аукционистами, копиистами, танцорами, сутенерами.

Император Клавдий начал практику назначения вольноотпущенников на ключевые посты в правительстве и на должности политических советников – таких талантливых выходцев с Востока, обладавших огромными богатствами и властью, которой не пользовался ни один из сенаторов, как, например, высший чиновник Паллас (по финансам), Нарцисс (государственный секретарь) и Каллист (советник по петициям).

Однако, ввиду традиционной политики освобождения многих рабов, которую проводил Рим, всадники так же очень часто были потомками вольноотпущенников. Таковыми были и многие члены сената. Когда в этом органе обсуждались возможные действия, направленные на то, чтобы умерить высокомерие вольноотпущенников, было указано на то, что «большинство всадников, многие сенаторы являются потомками бывших рабов. Стоит только изолировать вольноотпущенников – и вы, тем самым, лишь продемонстрируете, как мало есть людей, рожденных свободными (56 г. н. э.). Возможно, хотя об этом можно только догадываться, 30% населения Рима в 100 году нашей эры были не итальянцами, происходившими от рабов. Римляне эпохи принципата были многонациональным народом, который отличался по этническому составу от тех итальянцев, которые сражались за империю в ранние века республики. Следует ли считать это изменением к лучшему или к худшему, зависит от точки зрения (или национальности) историка, который исследует проблему. Если допустимы какие-то обобщения, касающиеся миллионов людей, новые, восточного типа, римляне с более темным цветом кожи были более возбудимы, менее трудолюбивы, не столь целенаправленны, у них в меньшей степени был развит командный дух, чем у их предшественников, но они были и более сообразительны, более предприимчивы и практичны.

Военные действия, которые идут в Сирии, поражают жестокостью не только по отношению к мирным жителям, но и бесчеловечным отношением к пленным со стороны Игил. Истоки этого находятся в древнем Риме.

Видимым и существенным признаком жажды власти у римлян была их жестокость. Она выражалась в варварских, первобытных телесных наказаниях, которые зачастую заканчивались смертью – римляне распинали, пытали, жгли и хоронили заживо, сбрасывали с Тарпейской скалы, вырезали пленных, топили их, посадив в мешки; жестокие наказания применяли к детям главы семейств и школьные учителя. Не зря символами римской власти были топор и прутья.

Добавить комментарий