Продолжение статьи
Впервые опубликовано на сайте rubicon.kz 01 апреля 2016 года.
Нора Бекмаханова: Эгоизм как самооправдание.
В начале века очень много шума и разногласий вызвало произведение Л. Андреева «Мысль». Содержание этого произведения таково. Герой рассказа – доктор Керженцеев убивает своего приятеля – литератора Савёлова из чувства зависти к нему за то, что последний был счастлив в своей женитьбе на женщине, отказавшей Керженцеву. Убийство это совершено, кроме того, с целью отомстить женщине, оскорбившей ранее доктора своим пренебрежением к нему. Как видно из рассказа, убийство было задумано тонко и замаскировано Керженцевым искусной симуляцией сумасшествия.
Главный герой – это человек сильной мозговой мысли, но с извращенным моральным чувством. Он оставил подробные записи о том, как он совершил свое преступление. Он пишет: «Самый факт отнятия жизни у человека не останавливал меня. Моя задача была такова: нужно, чтобы я убил Алексея Савёлова, нужно, чтобы Татьяна Николаевна (его жена) видела, что это именно я убил ее мужа и чтобы вместе с тем законная кара не коснулась меня. Не говоря уже о том, что наказание дало бы Татьяне Николаевна лишний повод, чтобы посмеяться, я вообще, совершенно не хотел каторги. Я очень люблю жизнь».
Надо сказать, что Керженцев, как видно из его записей, чувствовал силу своей мозговой мысли. Человеческая мысль – это был тот бог, которому одному он только и поклонялся. В его записях встречаются целые панегирики человеческой мысли, достойным носителем коей он себя считал. Так, перед преступлением он восторженно писал о своей мысли: «Из всего удивительного, непостижимого, чем богата жизнь, самое удивительное и непостижимое это – человеческая мысль. В ней божественность, в ней залог бессмертия и сила, не знающая преград. Я размышлял обо всем. Я и моя мысль – мы словно играли с жизнью и смертью и высоко, высоко парили над ними».
Теперь перейдем к концу записей. Жизнь совершает очень странный поворот. Преступление совершено. Керженцев отомщен. Все удалось как нельзя лучше. Проявленной силе человеческой мысли оставалось только торжествовать. Однако жизнь оказалась совсем не так проста, как думал о ней доктор Керженцев. На сцену совершенно неожиданно для доктора выступило нечто совсем новое и притом ужасное по причиняемым мучениям. Керженцев, так тонко и блестяще симулировавший сумасшедшего, делается вдруг близким к действительному безумию и начинает это сознавать. То божество, о котором он так восторженно писал раньше, т. е. человеческая мысль, вдруг сбрасывает с себя свою обольстительную маску величия и силы, и из-за этой маски начинает выглядывать нечто совсем другое, крепко засевшее в мозгу Керженцева и его отравившее – начинает выглядывать то, что сделало его убийцей…
Как в начале ХХ века, так и сегодня специалисты по психопатологии становятся в тупик перед некоторыми нервными болезнями, отделываясь от их объяснения крайне туманной фразеологией. При этом само собой разумеется, что никто из психиатров не решается допустить даже малейшую мысль о возможности воздействия на человека при психических болезнях какой-либо особой силы – силы иного порядка, чем те, которые входят в круг сил, уже признанных психиатрической наукой.
Может быть, и поэтому за расшифровку этого фактора взялись выдающиеся русские писатели и философы. С. Н. Булгаков – один из самых известных философов начала ХХ века, рассматривая последние произведения Л. Н. Толстого «Диавол», «Отец Сергий», «Крейцерова соната», замечает, что Толстым в означенных произведениях «распахиваются глубины сердца, те глубины, откуда исходит высокое и низкое, где змеится порок, клокочет злоба, клубится отчаяние… Толстой, говорит Булгаков, приблизил источник света к той тьме, в которой ничего не различает не получивши религиозной зрячести глаз, но ими осветились лишь бездонная пропасть, раскрывающая погибельный зев свой. Вот почему, говорит далее философ, ужасом и тоской наполнены эти страницы и беспросветным кошмаром ложатся на душу… Неодолимое могущество диавола и бессилие добра – вот их подлинная тема. Человекозверь беспощадно душит человека в обыденной срединности и непритязательности и на вершинах, где он мнит себя уже человекобогом.
В чем же трагедия русской интеллигенции на рубеже XIX и ХХ веков? С. Н. Булгаков сделал попытку разобраться в этой трудной проблеме. Он считал, что «истина в том, что героический интеллигент не довольствуется ролью скромного работника; его мечта – быть спасителем человечества, или, по крайней мере, русского народа. Для него необходим не обеспеченный минимум, но героический максимум. Максимализм есть неотъемлемая черта интеллигентского героизма.
С максимализмом целей связан и максимализм средств, так прискорбно проявившийся в последние годы. И вот психология максималиста вылилась в такую формулу: я осуществляю свою цель и ради нее освобождаю себя от уз обычной морали: «я разрешаю себе право не только на имущество, но и на жизнь и смерть других, если это нужно для моей идеи».
По мнению философа, «в каждом максималисте сидит такой маленький Наполеон от социализма или анархизма. Аморализм… есть необходимое последствие самообожествления. Здесь его подстерегают опасность саморазложения, ждет неизбежный провал. И те горькие разочарования, которые многие пережили в революции, та неизгладимая из памяти картина Своеволия, экспроприаторства, массового террора – все это явилось не случайно, но было раскрытием тех духовных потенций, которые необходимо таятся в психологии самообожествления. Разоблачения, связанные с именем провокатора Азефа, раскрыли, как далеко может идти при героическом максимализме эта неразборчивость в средствах, при которых перестали уже различать, где кончается революционер. И начинается охранник или провокатор».
Отказавшись от собственной религии и ее норм русская интеллигенция увлеклась восточными религиями и богами. Ее кумиром стал Свами Вивекананда, философия индусского подвижника стала очень удобным прикрытием для отхода от дел революции после ее поражения. Чем же она пришлась по вкусу российскому интеллигенту. А тем, что из героя – защитника угнетенных и обездоленных она превратила его в сытого и равнодушного обывателя.
«Если жизнь есть только нечто маленькое, пятиминутное, говорит такой индусский интеллигент, если вселенная только случайное соединение атомов, тогда почему должен я делать добро другим, зачем нужно милосердие, справедливость, сочувствие? Самое лучшее, к чему надо было бы стремиться в этом мире – было бы «убирать сено каждому для себя, пока солнце светит». Если нет надежды на будущее, зачем я стану любить моего брата, а не перережу ему горло? Если нет ничего дальше, если нет свободы, а только неумолимые, бездушные законы, я должен стараться только себя сделать счастливым здесь. Вы встретите людей, которые говорят в настоящее время, что для них основанием всей нравственности служат соображения о пользе. Что это за основание? Доставить наибольшее количество счастья наибольшему числу. Но зачем я стану это делать? Почему бы мне не причинить самое большое несчастие наибольшему числу, если это служит моим целям? Как ответят утилитаристы на этот вопрос? Откуда знают они, что правильно и что нет? Я побуждаюсь моими желаниями к счастью и выполняю их; это в моей природе, и я не знаю ничего больше. Я имею желание и должен удовлетворять им. На что же вам жаловаться? Откуда все эти истины относительно человеческой жизни, морали, бессмертной души, Бога, любви и симпатии, относительно того, чтобы быть добрым, а главное относительно того, чтобы не быть эгоистом?
Вся этика, все человеческие действия и все человеческие мысли держатся на одной идее несебялюбия… Где эта польза моего несебялюбия? Если пользой считается наибольшее количество счастья, моя польза заключается в том, чтобы быть эгоистом. Я могу достичь наибольшего его количества, счастья, обманывая и губя других».
По мнению тех, кто усвоил кредо этой философии, зло мира коренится не в недостатке развития ума человеческого – развития, которое с эгоистической точки зрения может оправдать любое преступление, а коренится оно в неверии, ибо при неверии теряется нравственность
Когда у человека утрачено чувство нравственности, то даже у Вивекананды можно найти «оправдание» собственного эгоизма.
Для меня существует другой Свами Вивекананда. Он говорил: «Подлинная любовь приходит, когда человек любит не комок праха, а самого Бога. Жена еще сильней полюбит мужа, если будет думать о нем, как о Боге; мать еще сильней полюбит детей, если увидит, что в ее детях – Бог. Человек полюбит заклятого врага, если увидит, что это Бог. Человек полюбит святого, зная, что святой и есть Бог, но полюбит он и богохульника, когда поймет, что за богохульником тоже Бог. Тот, для кого маленький человечек умер, а его место занял сам Бог, способен двигать мирами. Вселенная преобразится для него; исчезнет все страдание, вся боль, не будет больше борьбы и преодоления. Из тюремной камеры, где мы каждый день должны бороться друг с другом за кусок хлеба, мир превратится в райские кущи! Какую красоту обретет вселенная! Это и будет наивысшим благодеянием, которое получит мир от постижения религии, в нем не останется борений и стычек. Даже если человечество уловит проблеск великой истины, мир из поля боя преобразится в царство мира… Исчезнут и вся борьба, ненависть, зависть и зло. Боги будут жить тогда на земле».
Ученые, философы, писатели в начале двадцатого века пришли к выводу, что ни культура, ни внешнее усовершенствование жизни не принесло человечеству счастья. Несмотря на видимый блеск научных завоеваний, людей в это время, как и в конце античных времен, мучает душевная тоска, тоска иссякшего и не способного к любви сердца, тоска ненасытной и неудовлетворенной гордости, ужас пустоты и небытия. Впереди многие страны ждали тяжелые испытания. Уже надвигались Первая мировая война, в которой прорывается энергия холодной жестокости – энергия, накопившаяся за время культуры человеческого бессердечия, и кончится ли эта война обузданием Германии? Если русский народ был всегда бескорыстен, то этого нельзя сказать о других государствах. Если в русском народе перед Первой мировой войной намечался подъем духовный, то, наоборот, в других, более «культурных» народах, мы видим лишь полный расцвет эгоизма. Ведь эгоизм этот и привел эти народы к нравственному упадку.
Продолжение часть 3.