Избавиться от рогов. Часть 2.

Впервые опубликовано на сайте rubicon.kz 12.12.2017 года.
Продолжение Часть 1.
Нора Бекмаханова: Время перемен.

Каково представление автора книги о будущем России? Это представление не однозначно, оно говорит и о тех препятствиях, которые могут встать на пути страны. Е. Панов пишет об этом в 2001 году, а сегодня у нас 2017 год.

«Великое Объединение наук подспудно зреет в России. Родиной интегральной нации будет Россия. К такому выводу приходит ритмология, утверждающая, что «английский мир», по законам которого живет сегодня вся Европа, вся Америка и часть Азии, после 2025 года уступит место «русскому миру»». Наверно, совпадение этой даты со временем начала третьей эпохи в единой истории человечества и в самом деле не случайно – случайными такие события, действительно, не бывают.

Может быть, в создании интегральной, эзотерической науки и состоит миссия России. Вернее, часть миссии. Вторая ее часть, согласно многочисленным пророчествам, должна заключаться в создании «новой магической религии», «высокой и духовной религии» (А. Бейли). Миссия в целом – создание «интеркультуры», ассимилирующей и синтезирующей черты всех культур мира. Так, улавливая намеки метаистории, предположил духовидец и вестник Даниил Андреев.

Ареной творческих деяний сверхнарода российского должны стать громадные сибирские и дальневосточные пространства, закрепленные за ним в конце XVI и в начале XVII столетий силами нескольких сотен богатырей. Творческие деяния произойдут в ближайшие два века. Значит, Россия лишь приступает к работе по исполнению своей настоящей миссии. Да, …если только миссия не провалена еще до начала работы. Если только не сбылось худшее из пророчеств. Если только Россия не изменила своей кармической космичности.

Если? …может, дело в том, что духовное первородство продано за чечевичную похлебку материальных благ? Нет. Приняв этот тезис ревнителей особой российской духовности, мы совершим все ту же болезненную ошибку противопоставления горнего и дольнего. Нет, горестнее всего то, что вожделенно припав к мискам с похлебкой, россияне всецело отдались еде, забыв сделать свою общую жизнь чище, осмысленнее, достойнее, свободнее. Обрушившиеся на Россию вещи, продукты, услуги, возможности (по-настоящему все это лишь пародия на настоящее изобилие), как ни парадоксально, лишь усугубили примитивизацию жизни. Кое-где в России (2001 г.) она опустилась на уровень животных рефлексов, биологического инстинкта выживания. А в целом, да позволено так сказать, плебеизировалось. Разрыв между реальным этическим уровнем народа и тем уровнем, который требуется для осуществления его миссии, не сократился, а напротив, вырос. Увеличилась «зияющая бездна» между метаисторической задачей этноса и тем этическим качеством народоустройства, которое он допускал у себя столько веков. Это качество – рабство. Со всем тем, что ему сопутствует: отсутствием гражданских чувств и идей, унизительной покорностью, неуважением к личности, убожеством требований и стремлений, узостью кругозора, наконец, нищетой.

С точки зрения метаистории, самой страшной катастрофой является непоправимая неудача выполнения сверхнародом его миссии. Может быть, эта глубинная беда и постигла Россию, нескончаемая череда доступных взору потрясений, войн, террористических актов и техногенных катастроф – всего лишь рябь на поверхности воды. Если назначенное России космическое задание действительно сорвано, то страну ждет незавидная участь. Русский народ может быть рассеян по всему миру подобно евреям, веками ожидавших Мессию, но не поверившим в Его приход и отвергшим Христа.

Или все совсем не так печально. Да, назвать Россию «Святой Русью» трудновато, но вспомним Д. Андреева и его «Розу мира», но это только потому, говорил писатель, что карма России необыкновенна тяжела. И все-таки, она изживается, развязывается – узелок за узелком. Пока Соборная Душа народа разлучена со страной, заточена в магмах нисходящих миров, в глыбах государственности. Вырываясь из плена, она страдает. У народа болит душа. Душа болит у каждого русского человека – ведь каждый берет на себя часть кармы страны, частицу общей этнической кармы. Путь России, похожий или не похожий на пути других, лежит через мучения и боль. Мы увидим его яснее с наступлением нового века – может в этом таится разгадка русской пассионарности.

Е. Панов так определяет историческую роль России, опираясь на метаисторический подход «Розы мира» Д. Андреева. На рубеже XVI, пишет он, экономика в Западной Европе сложилась «столь беспрецедентно и изумительно», что впервые за всю человеческую историю два сверхнарода – романо-католический и северо-западный – одолели океан, заселили Америки, втянули в свою орбиту Африку, открыли и частично подчинили своей цивилизации древние культуры Востока. Это, конечно, была колонизация во всей своей неприглядности, но постепенно военная экспансия сменилась экспансией социальных идей. «Мы не знаем, сколько еще веков должны были бы народы Востока и Юга пребывать на уровне социально-правового примитива, если бы демократические, гуманистические, социально-экономические понятия не хлынули бы в их сознание из поработившей их и их же теперь освобождающей западной цивилизации. Освобождающей – вопреки собственному колониализму, просто в силу логики вещей; освобождающей не только от ее собственного угнетения, но и от тысячелетнего феодального хаоса, от гнета древних выдохшихся идей и окостеневших форм и от множества других зол». Так, западные сверхнароды, сами того не подозревая, выполняли свою всемирную задачу. А она, по Д. Андрееву, состоит в создании «такого уровня цивилизации, на котором объединение зеленого шара станет реально возможным».

Что же происходило в России в то время, пока Запад завоевывал мир, умножал богатства, закладывал фундамент будущего массового благополучия? В России в конце XVI и XVII столетии осуществлялась экспансия на Восток. Но почему и ради чего, спрашивает Д. Андреев. «Какими именно социально-экономическими причинами побуждаемый, русский народ, и без того донельзя разреженный на громадной, необжитой еще Восточно-Европейской равнине, в какие-нибудь сто лет усилиями отнюдь не государства, а исключительно частных людей занял пространство, в три раза превышающее территорию его родины, пространство суровое, холодное, неуютное, почти необитаемое, богатое только пушниной, да рыбой, а в следующем столетии перешагнул через Берингово море и дотянулся до Калифорнии?

Все деяния землепроходцев «сводились» к одному – только к одному, но великому: силами нескольких сотен богатырей захватить и закрепить за сверхнародом российские грандиозные пространственные резервы – всю пустующую территорию между массивами существующих ныне на земле культур. Ни один казак, ни один герой сибирских завоеваний этого, конечно, даже приближенно не понимал. Перед каждым возникала не эта общая историческая цель, а мелкая частная, конкретная: бороться за свое существование путем устремления на Восток за горностаем, за белкой, за соболем. Всего этого имелось в изобилии в захваченных местах, но остановиться было почему-то невозможно. Этому мешали дикие запахи с неведомых пустошей Востока, дразнящие ноздри и пьянящие, как вино. Этому мешало курлыканье журавлей, трубные клики оленей – напряженные, страстные, вольные голоса звериного мира. Этому мешала синеватая дымка, затуманившая на Востоке дремучий лесной горизонт. Этому мешали бездомные ночлеги, костры, лица и рассказы товарищей, песни, удалая жизнь. Даже само солнце мешало этому, поднимаясь над таинственными восточными просторами, словно указывая молча путь и цель. Главное же – мешала собственная кровь, учившая именно так понимать голоса ветра и солнца, зверей и птиц – кровь, гудящая по жилам властным призывом вдоль, внеразумным и провинденциальным хмелем бродяжничества», – так звучала в душе энергия пассионарности, как поэтично написал об этом Д. Андреев.

Экспансия на Восток превратила Россию из окраинной восточно-европейской страны в великую евразийскую державу, «заполняющую все полое пространство между Северо-Западной, Романо-католической, Мусульманской и Дальневосточной культурами (то есть, между почти всеми культурами, ныне существующими)».

Можно догадываться, что это имело отношение к всемирно-историческому назначению России, и что эти пространственные резервы должны послужить ареной для тех творческих деяний сверхнарода, свидетелем которых будут XVI и XVII века. Культура, призванная перерасти в интеркультуру, может осуществить свое назначение, лишь тесно соприкасаясь со всеми культурами, которые она должна ассимилировать, объединить и превратить в планетарное единство.

Если, улавливая намеки метаистории, предположить, что миссия России и в самом деле состоит в создании «интеркультуры», ассимилирующей и синтезирующей черты всех культур мира, то путь, который мы выбираем, планируя очередные реформы, должен вести к этой цели. Правда, мы можем выбрать только его начало, только тот различимый для человеческого взора отрезок, что не теряется в непроглядном тумане будущего, как те русские люди, которые, идя на Восток за пушным зверем, нечаянно создали евразийскую державу.

Знаменитый автор «Моби Дика» Герман Мелвилл написал еще один роман – «Пьер, или Двусмысленности», где он дал описание человеческой души и поразился ее пустоте и обширности. Так чем же может быть заполнена душа человека: «Десять миллионов вещей до сих пор представлялись Пьеру открытыми. Древняя мумия лежит закутанной в ткани; нужно время, чтобы разоблачить этого египетского короля. Сейчас же, без сомнения, поскольку Пьер начал прозревать сквозь внешнюю наружность мира, он доверчиво полагал, что добрался до цельной сущности. Но сколь бы глубоко некий геолог не погружался в глубины нашего мира, мир этот оказывается состоящим лишь из поверхностей, наслоенных на другие поверхности, и он есть не больше, чем наложенные друг на друга наружности. С великими усилиями мы проникаем в пирамиду: с великим трудом, на ощупь, пробираемся в центральный зал: с радостью обнаруживаем саркофаг, но вот мы поднимаем крышку – а там ничего! – ужасающе не заполнена и обширна душа человека!»

В книге «Стратегическая нестабильность в XXI веке» А. Панарин предложил свое средство для заполнения жаждущей человеческой души. Он предложил наполнить ее любовью и состраданием в духе русской духовной традиции. Сегодня этого автора нет среди нас, может быть, стоит внимательно отнестись к его словам: «Носителям миссии спасение ныне требуется больше, чем прежний исторический оптимизм – требуется… любовь. Прежние миссии революционного спасения осуществлялись в горизонте восходящей истории – «кто был никем, тот станет всем». Ныне горизонт иной: спасать надо не только исторически перспективных, разглядывая в них черты будущего исторического авангарда, но и неперспективных. Для этого надо увидеть в них уже не авангардно-классовые, а просто человеческие черты. Не всякая культурная традиция формирует эту способность. И здесь надо сказать о русской духовной традиции.

Да, России уже вряд ли стать сверхдержавой, объединяющей перспективных и могущественных. На это в мире даже помимо Америки претендентов окажется достаточно. Но сверхдержавой неперспективных, достойных одной только человеческой жалости и сострадания, способна стать только Россия. Ее духовная, ее литературная традиция являются залогом этого. Одно дело – геополитическая борьба за пространство, в которой могут участвовать более или менее равновеликие государственные силы и коалиции. Другое дело – борьба за судьбы неприкаянных и нуждающихся в социальной реабилитации. Здесь требуется сверхдержавность особого рода. Требуется подняться над национальным эгоизмом, т. е. стать особой империей, открытой нищим духом. Требуется подняться выше критериев морали успеха, ныне безжалостно отметающей тех, кто обнаруживает признаки социальной неадаптированности. В свое время Америка заявила о себе, как империя, куда со всех концов света стекались искатели успеха и «джентльмены удачи». Так образовался один из полюсов современного мира – полюс неугомонно напористых и неумолимо прагматичных. В современном мире стремительно образуется и другой полюс – неудачливых и незадачливых, отлученных новой либеральной церковью. Сегодня они ищут поле своей идентификации, свое отечество, свою сверхдержаву, от которой требуется, чтобы она не уступала по некоторым критериям сверхдержаве, находящейся на противоположном полюсе. Кроме России такой сверхдержавы в мире нет. Свое сакральное отечество неприкаянные жертвы глобализации могут найти только в ней. Россия по недоразумению не раз пыталась соревноваться с первым миром по его собственным критериям успеха и могущества. Но это – не ее призвание. Она призвана создать свое пространство «нищих духом», в котором суждено обрести свое человеческое достоинство всем тем, кому «первый мир» и «первая сверхдержава» в нем окончательно отказали. И чем большего успеха достигают глобалисты в своем стремлении сегрегировать людей и огородить пространство, где царит мораль успеха, от людей, отмеченных печатью неуспеха, чем больше последних в мире, тем шире социальная баз русскости, база русской идеи. В этом смысле русская идея отнюдь не национальна – это идея всемирной империи новых бедняков, новых неудачников, новых изгоев мира сего. Это новая держава появляется в особом, надматериальном, метафизическом пространстве. Прежде, чем Россия сумеет практически принять, помочь, обустроить неприкаянных мира сего, их окормляет дух русской культуры, принципиально обращенный к неудачникам. Лукавят либеральные господа, когда обвиняют русскую традицию в потакании «культуре пособий». Это обвинение имело бы смысл, если бы целью нового либерального порядка была социальная реабилитация неприспособленных, направление их на стезю успеха. Но в пространстве, захваченном современными либералами, возобладал антропологический пессимизм: неприспособленные в большинстве своем признаны неперевоспитуемыми и неисправимыми. Реальная перспектива, которую им готовит новый мировой порядок – выталкивание в резервации и тихий экономический геноцид.

В этих условиях русская духовная традиция – традиция сострадательности – на самом деле препятствует не либеральному перевоспитанию большинства, которое уже не планируется элитой, а угрозе геноцида, нависшей над этим морем новой нищеты и неприкаянности. Лицемерие либерализма, сетующего на русское потакание неприспособленности – это лицемерие палача, у которого хотят отнять жертву: не для перевоспитания он требует ее голову. Сегодня уже ясно: если неприспособленные мира сего хотят спастись, у них должна быть своя сверхдержава и этой сверхдержавой может стать только Россия, Китай, Индия, другие гиганты Евразии в будущем могут соревноваться с нынешним мировым гегемоном по критериям державной мощи и геополитическим амбициям. Нет претендентов на другую альтернативу: на роль страны-убежища слабых, которым все инстанции мира сего, кажется, успели отказать. Только великая духовная традиция обещает сохранение этой христианской миссии. Как только все неприспособленное большинство планеты заново уяснит себе, что кроме России у него нет надежды – все остальные предпочитают любить сильных и дружить по расчету, заказ на ее роль особой сверхдержавы будет сформирован. Сверхдержава неприспособленных, уберегающая их от либерального геноцида, вряд ли снова примет облик «диктатуры пролетариата». Дело в том, что большевизм в некотором смысле выступал разновидностью прагматической морали успеха: если либерализм печется об экономической эффективности, то большевизм пекся о политической эффективности. Сами по себе бедные и неприспособленные – вне критериев политической эффективности и логики приращения властного политического капитала его не интересовали. Пожалуй, новый человек большевизма был склонен презирать их не меньше, чем новые супермены рынка — ницшеанская мечта о сверхчеловеке, отвергающем христианскую «мораль слабых», в свое время повлияла на формирование организаторов партии нового типа.

Но сегодня истинная человеческая задача состоит в том, чтобы реабилитировать неэффективных – будь то в экономическом или в политическом измерении. У человечества осталось слишком мало исторического времени, чтобы дожидаться их окончательного перевоспитания в школе успеха. Да и ставшая предельно хрупкой и беззащитной природа планеты не выдержит нового исторического напора «эффективных».

Действительная стабилизация планеты Земля придет тогда, когда арену займут люди, согласные довольствоваться немногим и переставшие мерить себя критериями успеха.

Здесь нас и в самом деле ожидает новый человек, отложивший в сторону заповеди и обольщения модерна. Но сформировать человека этого типа можно только в «русской школе» – в духовной традиции того типа, который умел дарить человеку достоинство помимо каких бы то ни было намеков на его будущий экономический и социальный успех. Русская духовная традиция по сей день остается единственной светской альтернативой достижительной морали, на одной стороне плодящей хищников, на другой – самоистязательных мазохистов.

Поэтому именно русская духовная традиция сверхдержавы обещает нам насытить пространство будущей сверхдержавы новой реабилитационной способностью, касающейся уже не удачливого меньшинства, а незадачливого большинства. Мы не можем сказать сегодня, как будет организовано это пространство в административно-политическом и военном отношениях, в какие социальные технологии и практики конвертируется идея торжества нищих духом. Это – дело будущих поколений. Но об одном можно заключить с уверенностью: такой сверхдержавы для неприспособленного большинства негде появиться, кроме как в нашей огромной Евразии, причем в ареале влияний той страны, духовная традиция которой прямо к этому обязывает. Крушение большого социального государства на Западе, инициировавшее соответствующий демонтаж солидаристских институтов во всем мире в ходе материальных реформ, требует компенсации в виде появления сверхдержавности совершенно особого типа, являющейся последним прибежищем отчаявшихся мира сего.

В этом процессе России может помочь сама планета. М. Астуриас писал об этом так: «Мы – творение природы, которые развились внутри большей обеспечивающей жизнь системы. Что бы мы ни делали негативного для остальной части системы, она будет пытаться нейтрализовать или сбалансировать это любым возможным способом».

Одним из главных сторонников теории о том, что планета ведет себя подобно живому организму, является британский химик и изобретатель Джеймс Лавлок. Его идеи, которые фундаментально изменили восприятие нашей планеты у многих людей. Он высказал идею – какой бы специфической ни была форма жизни и ее химия, ей будет присуща одна общая характерная черта: любая форма жизни поглощает, перерабатывает и выделяет материю и энергию, что будет оказывать заметное влияние на физическое окружение этой формы жизни.

Популярность «гипотезы Геи» растет, она привлекает внимание серьезных ученых. Высказанная Дж. Лавлоком идея о том, что Земля – Живой организм, обладающий потенциалом самовосстановления и обновления, представляется все более правдоподобной. Но, как считает тот же Лавлок, человечество может настолько серьезно изменить планетарный баланс, что Земля не сможет восстановиться – по крайней мере, этот процесс несовместим с нашим благополучием. Иными словами, наша планета может пережить деятельность людей, но человечество, как вид, при этом может исчезнуть. Но, как говорит об этом П. Рассел в своей книге «Планетарный мозг», у нас еще есть шанс.

Какое это имеет значение для вас и для меня, принимая во внимание, что мы, судя по всему, являемся частицами планетарного интеллекта, не изолированными друг от друга жителями планеты? Начнем с того, что тонкая грань между «индивидуальным» и «социальным» становится все более условной, все менее объективной.

П. Рассел указывает на острую необходимость обеспечить психическое здоровье планетарного разума. Каждый из нас, «нейронов», может предпринять определенные шаги с целью достижения благополучия для всей планеты. Например, мы можем приложить индивидуальные усилия для того, чтобы сохранить природные ресурсы. Мы можем открыть новые методы восстановления здоровья. Мы можем выбирать и поддерживать тех политических деятелей, которые разделяют идею взаимозависимости всех живущих на Земле людей. Мы можем сделать больше, чем просто выжить: мы можем углубить наше собственное чувственное восприятие и понимание. Мы можем увидеть самих себя частью великого целого – человечеством, которое возрождается благодаря новому осознанию себя и окружающего мира.

В кратком изложении основные признаки гомеостатических механизмов Геи (планеты Земля) могут быть перечислены следующим образом:

1) Постоянство температуры земной поверхности. Несмотря на то, что жизнь можно обнаружить в пределах от 20 до 220 градусов по Фаренгейту, оптимальным является промежуток от 20 до 220 градусов по Фаренгейту. Средняя температура большей части земной поверхности, похоже, замерла в этих пределах еще сотни миллионов лет назад, невзирая на серьезные изменения состава атмосферы и увеличение количества солнечного тепла. Если бы на протяжении какого-либо периода в истории Земли температура вышла за эти рамки, жизнь, как известно, была бы уничтожена.

2) Регулирование содержания соли в океанах. На сегодняшний день океаны содержат около 3,4% соли, а геология свидетельствует, что эта цифра оставалась относительно постоянной, несмотря на то, что на содержание соли постоянно влияет поступающая в океане речная вода. Если бы концентрация соли в океанах когда-либо поднялась до 4%, морская жизнь развивалась бы во многом по-другому. Если бы содержание соли превысило 6%, хотя бы на несколько минут, жизнь в океанах незамедлительно прекратилась бы, поскольку при таком уровне солености стенки клеток разрушаются. Океаны стали бы подобны Мертвому морю.

3) Стабилизация концентрации кислорода в атмосфере на уровне 21%. Это оптимальный баланс для поддержания жизни. Если бы содержание кислорода было на несколько процентов меньше, крупные животные и летающие насекомые не смогли бы получать достаточного для выживания количества энергии. Если бы кислорода было на несколько процентов больше, даже влажные леса сгорели бы (лесной пожар, вызванный молнией, был бы невероятно свирепым и продолжался бы сколь угодно долго – что могло бы привести к уничтожению всей растительности на поверхности Земля).

4) Присутствие небольшого количества аммиака в атмосфере. Это именно то количество, которое необходимо для нейтрализации крепких серной и азотных кислот, образующихся в результате естественного соединения серы и водорода с кислородом (в результате гроз, например, образуются тонны азотной кислоты) в результате кислотность дождевой воды и почвы остается на оптимальном для сохранения жизни уровне.

5) Существование озонового слоя в верхних слоях атмосферы. Он служит щитом, защищая жизнь на поверхности Земли от ультрафиолетовой радиации, которая наносит ущерб молекулам, имеющим существенное значение для жизни, в особенности молекулам ДНК, которые содержатся в каждой живой клетке. Без этого слоя жизнь на Земле невозможна.

Критики гипотезы Геи, отмечает П. Рассел, могли бы возразить, что происхождение и сохранение жизни на этой планете явились, скорее, результатом стечения невероятно удачных обстоятельств, чем проявление гомеостатистической модели поведения планеты. Если бы, к примеру, содержание аммиака в атмосфере Земли на ранних этапах ее существования было несколько выше или ниже, наша планета стала бы слишком горячей или слишком холодной для жизни. Они могли бы выдвинуть идею о том, что цель счастливых случайностей удержала температуру Земли на относительно постоянном уровне в то время, как уровень солнечного излучения изменялся; счастливые случайности «позаботились» о том, чтобы содержание двуокиси углерода, кислорода, соли и многих других химических веществ оставалось на оптимальном для поддержания жизни уровне, как и о наличии озонового слоя, защищающего нас от смертельных доз ультрафиолетового излучения.

Точно так же кислота человеческого организма, наблюдая за тем, как тело ухитряется выживать, несмотря на жару, холод и прочие колебания, может при подобном подходе отнести это за счет удачного стечения обстоятельств; в жару тело случайным образом выделяет пот, случайно дрожит, когда испытывает холод, совершенно случайно усваивает точное количество питательных веществ, когда испытывает в них потребность. Возможно, по чистой случайности уровень сахара в крови, кислотность и содержание солей в организме находятся на оптимальном уровне, а красные кровяные тельца случайно транспортируют кислород и удаляют продукты обмена. Если встать на такую точку зрения, организм выживает в результате невероятно удачного стечения обстоятельств.

Совершенно очевидно, что это не так. Поведение тела упорядочено и подчинено определенной осмысленной цели. Тело выделяет пот, двигается, поглощает пищу, дышит и регулирует свои внутренние функции и содержание химических элементов, чтобы сохранить гомеостаз – и так выжить.

Совершенно так же, как принцип саморегуляции придает больший смысл деятельности организма, он делает осмысленным деятельность планеты. Гея предстает перед нами саморегулирующейся системой, постоянно подстраивающей свои химические, физические и биологические процессы для того, чтобы поддерживать жизнь в ее постоянном развитии.

Ученые задают вопрос. Подразумевает ли гипотеза Геи, что биосфера является единым живым организмом? Д. Лавлок осторожно подходит к этому вопросу. Он рассматривает сходство между атмосферой и биологической конструкцией, спроектированной для поддержания выбранной окружающей среды. При этом на самом деле конструкция не является живой как таковая. Но если мы рассмотрим атмосферу, океаны и почву, как неотъемлемые части целостной биосистемы, не вправе ли мы представить себе, что система в целом является живой? А если так, не является ли человечество сложной, неотделимой частью большей живой системы?

П. Рассел предлагает необычное и интригующее объяснение по поводу массового появления злокачественных образований в человеческом организме: «На уровне общества, соединяющего индивидуума со всей системой и осуществляющего функцию, аналогичную генетической программе, находятся наши системы убеждений – программы, сосредоточенные в нашем собственном разуме. Причина, по которой отдельная клетка становится раковой, заключается в том, что генетическая программа каким-то образом нарушается и начинает приносить вред. Это может произойти в силу различных обстоятельств. В организме, ослабленном или находящемся в состоянии стресса, такая клетка не может выжить. В силу того, что процесс программирования нарушен, она более не может функционировать в гармонии с прочими. Она становится тем, что обозначают термином «злокачественная клетка», чье функционирование характеризуется низкой синергией. Она так же может начать производить другие клетки, в которых аналогичным образом нарушен генетический код, что приводит к разрастанию злокачественной ткани.

Если наши программы взаимно непротиворечивы и совпадают с потребностями нашего окружения, тогда синергия общества будет высокой. Времена социализма ушли в прошлое и сегодня, как правило, этого не происходит. Слишком часто наши позиции и ценности спровоцированы потребностями нашего извращенного «Я». А поскольку выживание подобной личности постоянно находится под угрозой, приводится в действие целый набор программ самосохранения – страх, агрессия, стяжательство, воровство, восприятие других людей не союзниками, а, скорее, источниками угрозы. Такие поведенческие модели могут быть адекватными, если под угрозой находится наше физическое выживание, но не тогда, когда речь идет всего лишь о выживании иллюзорного эго, ощущающего мнимую угрозу. В таких обстоятельствах подобные программы ведут к низкой синергии и неправильному поведению по отношению к другим, к окружению.

Вполне возможно, что злокачественная опухоль, от которой страдают люди и планетарный рак связаны еще теснее, чем это предполагает данная аналогия – они могут быть симптомами одной и той же проблемы. Онкологические заболевания все шире распространяются в последние несколько десятилетий, особенно в самых развитых западных странах – одновременно с тем, как эти страны становятся все более «злокачественными» в своем отношении к окружающей среде. Парадоксальным образом, отчасти этот рост заболеваемости может объясняться более высоким уровнем здравоохранения: когда туберкулез был главным убийцей, не так много людей имели шанс прожить достаточно долго, чтобы в их организме могла развиться злокачественная опухоль. Современный образ жизни так же является существенным фактором. В наши дни всевозможные диеты органически связаны с общим отношением к жизни. Мы так же обнаруживаем, что многочисленные продукты могут вызывать рак, не говоря уже о множестве загрязняющих веществ в атмосфере и радиоактивности. Все это примеры низкосинергетичного подхода к жизни современного общества, которые в свою очередь могут вести к низкой синергии и раку в организме человека.

Для того, чтобы обратить вспять эту злокачественную тенденцию в обществе, нам необходимо восстановить связи со всей системой путем переживания своего единения с миром. Мы действительно нуждаемся в духовном возрождении, масштабном изменении сознания в соответствии с опытом, пережитым великими мистиками и последователями вечной философии.

Такая перемена сейчас стала в высшей степени важна – не только для благополучия отдельных людей и общества в целом, но так же и для самой Геи – планеты Земля; это путь к спонтанному глобальному выздоровлению. В этом отношении человек, чьей целью является самореализация – будь то йог в пещере Гималаев или офисный работник в Москве, Алматы – помогает изменить мир на самом фундаментальном уровне. Такие люди, вероятно, и совершают, в конце концов, революцию сознания.

Т. Домбровский в книге «Харизма» так характеризует ауру и харизму, как определенные составляющие энергетической системы человека. «про ауру можно рассказать достаточно много. Она представляет собой энергетическое поле овальной формы, окружающее человека. Это тот тип энергии, что не имеет ничего общего с известными нам энергиями. Каждый человек окружен этой туманноподобной структурой, некоторые – сильнее, другие – слабее. Все сущее излучает нечто, потому что у всего сущего есть сознание. Это излучение, способное многое поведать посвященному о физической и духовной сущности других людей. Благодаря любви аура увеличивается, сияет ярче. Из-за ненависти она съеживается и затемняется. Чем больше усилий прикладывает человек для своего развития, собственного моря бытия сознания, тем больше изменяется облик и цвет его ауры. Она может в зависимости от ранга духа принимать различные расцветки и давать различный свет. Высоко поднявшееся над средней массой сознание, как правило, обладает особенно мощной силой сияния. Такое мощное сияние притягивает к себе или отталкивает ауры других людей. Разумеется, между этими двумя крайностями существует несчетное число оттенков серого. Особенно высокое сознание излучает беловато-голубоватый свет чрезвычайно высокой мощности… Аурой является энергетическое поле. Оно несет в себе информацию об энергии жизни, здоровья, чувствах, ментальном развитии. Харизма же требует большего. Для того, чтобы аура стала харизматической, требуется дополнительный магнетизм особого рода. Это тот самый магнетический ток, который прорастает из семян растения по имени «харизма». Там, где данного тока нет или он слишком слаб, харизматическое воздействие чувствуется лишь незначительно, либо его вообще нет.

А теперь «да». Аналогии оттачивают ум. Железный сердечник в катушке переменного тока намагнитится только тогда, когда ток пропустят через катушку. Потому что только тогда в железном сердечнике создается выпрямление маленького элементарного магнита, получающего свою силу, свою харизму в результате возникновения магнетизма. У истоков возникновения человеческой харизмы – та же самая природа. Здесь тоже необходим ток. Он предназначен для выпрямления элементарного магнита души, создавая при этом магнетизм особого рода. Тот самый магнетизм, который мы называем положительной или отрицательной харизмой личности. Все прекрасно, но что это за ток такой, скажите-ка на милость? При положительной харизме ответ будет гласить следующее: ток духовности. Он, и только он создает магнетизм положительной харизмы. И лишь он один может высвободить нас из пут рептильных перспектив и открыть нам новые горизонты, бесконечные горизонты, потому что он сам впадает в бесконечность.

А вот, что идет от негативной харизмы? Здесь тоже возникает определенный ток определенного магнетизма. Это очень мощный ток, потому что объединяет в себе всю мерзость, все зло и жестокость этого мира. Создаваемый им магнетизм является минусовым полюсом нашего существования». Такова точка зрения Т. Домбровского.

Исследователь и писатель Т. Домбровский предлагает воплотить идею в действительность: «В хитросплетении сил природы все вещи духовно связаны друг с другом. Потому что во всем есть дух – в камнях, растениях, животных и человеке. И это духовное родство является тем, что творит взаимосвязи всего со всем. Все взаимопроникновенно, у всего есть сознание, только на различных стадиях развития. Это высказывание имеет для нас фундаментальное значение. Потому что оно приоткрывает возможность установить контакты со всеми сущностями – предложить и получить силу. В нашем случае такие контакты необходимы для увеличения харизматической энергии. Примите во внимание то, что действительность не знает никаких неодушевленных сущностей, потому что все, на самом деле все, живет. А там, где есть жизнь, там есть и сознание. А там, где есть сознание, там есть возможность перекинуть мостки от сознания к сознанию, от низшего к высшему. Все это значит возможность установки контактов для увеличения вашей харизмы! Каждый день думайте хотя бы немного об этой фантастической возможности, хотя бы недолго, но медитируйте. Это все еще идея, но благодаря вашим усилиям она может воплотиться в реальность».

С. Гроф подчеркивал: «Хотя это кажется абсурдным и невозможным с точки зрения классической логики, человеческая природа демонстрирует интересную двойственность. Иногда она приземляет себя до механистических интерпретаций, приравнивая человека к его телу и функциям организма. В других случаях она выявляет совершенно иной образ, предполагая, что человек может функционировать как безграничное поле сознания, трансцендирующее материю, пространство, время, линейную причинность. Для того, чтобы описать человека всесторонним и исчерпывающим способом мы должны принять парадоксальный факт, что он есть одновременно и материальный объект, т. е. биологическая машина и обширное поле сознания».

П. А. Сорокин в свое время написал статью «Голод и идеология общества», где он отметил, что «исследование поведения и идеологии отдельного индивида показывает, что «содержание сознания» последнего резко меняется при резких изменениях кривой количества и качества пищи, поступающей в его организм. Это изменение состоит в том, что при голоде идеология человека деформируется в направлении усиления и укрепления суждений, теорий, убеждений и верований, при данных условиях благоприятствующих, «одобряющих» применение мер, способных дать пищу с одной стороны, с другой – в сторону ослабления и подавления речевых и субвокальных рефлексов, мешающих, препятствующих этому утолению. Грубо говоря, голод как бы вынимает из «сознания» человека одну пластинку с определенными ариями и вкладывает туда другую. В итоге человек-граммофон начинает петь, говорить или думать новые слова, песни, арии, мысли, убеждения, выражения».

«Иными словами, говорит философ, я утверждаю, что существует функциональная связь между колебаниями кривой питания общества и варьированием ее идеологии. С изменением первой «независимой переменной» меняется и «идеология общества», и меняется в том же направлении. В «эпохи Голода» это изменение сказывается в усиленной и успешной прививке членам общества такой идеологии, которая при данных условиях благоприятствует насыщению голодного общественного желудка, и в падении успеха идеологий, препятствующих – мешающих – этому насыщению.

Таким образом, я утверждаю, как бы ни казалось парадоксальным, существование функциональной связи между количеством и качеством калорий, поглощаемых обществом, и сменой успеха или неуспеха ряда идеологий, циркулирующих в нем».

Это изменение идеологии многообразно и чрезвычайно разнородно по своей конкретной форме. … В качестве такой типичной системы верований и убеждений П. Сорокин берет социалистически-коммунистические и уравнительные теории, воззрения, идеологии. Изучение кривой их успеха и выявит нам эту связь.

«Пока общество или огромная часть его сыта, нет никакой необходимости в коммунистически-уравнительных актах и поступках, вроде насильственного отнятия, грабежа, поравнения богатств и пищевых скоплений агрегата. И без этих мер люди сыты. В таком состоянии у них устанавливаются соответственные формы поведения, рефлексы и убеждения, запрещающие посягать на «чужое достояние», признающие «собственность священной», «отнятие чужого добра – недозволенным» и т. д.

Но вот наступает голод. Допустим, что все другие меры (ввоз продовольствия, эмиграция, завоевание другой группы), кроме захвата богатств и скоплений у богачей данного общества, не покрывают голода. В таких условиях пищетаксис толкает голодных к захвату, разделу и «коммунизации» этих последних, как к единственному средству утоления голода. Чтобы такое поведение было возможным, необходимо развинчивание и подавление всех, мешающих этому рефлексу. Иначе они будут мешать тем актам, к которым сейчас толкает пищетаксис. В таких случаях пресс голода действительно в первую голову начинает давить на них, подавлять рефлексы и убеждения, препятствующие его утолению, прививает и усиливает рефлексы (вроде «Собственность – священна», «Отнятие чужого достояния недопустимо» и т. д.), «оправдывающие», «мотивирующие» благоприятствующие совершению актов, требуемых пищетаксисом. «Собственность – кража», «Да здравствует экспроприация эксплуататоров», «Захват богатства – великое и справедливое дело» и т. д.

Поскольку обладатели таких «скоплений» препятствуют захвату их достояния, пищетаксис прививает рефлексы и убеждения, «одобряющие» применение насилия в борьбе с «буржуями».

Это значит: голод у голодных, поставленных в указанные условия, должен вызывать появление, развитие и успешную прививку коммунистически-социалистических-уравнительных рефлексов, в частности рефлексов речевых и убеждений, иными словами «коммунистически-социалистической идеологии». Последняя в таких голодных массах находит прекрасную среду для прививки и распространение, и будет «заражать» их с быстротой сильнейшей эпидемии. Совершенно неважно, под каким соусом она будет подана и как обоснована: по методу ли Маркса или Христа, по системе ли Бабефа-Руссо, якобинцев или системе Катилины и анабаптистов, на принципе ли «прибавочной стоимости» и «материалистического понимания истории», или на принципе Евангелия: «Кто имеет две рубашки – пусть отдаст одну неимущему».

Эти обосновывающие, мотивирующие и оправдывающие «тонкости» массе не важны совершенно, они ей недоступны, она ими и не интересуется. Это – «соус» – для нее совершенно не имеющий значения. А важно лишь то, чтобы идеология благословляла на акты захвата, раздела, поравнение, чтобы она прямо на них наталкивала, их одобряла. А почему, на каком основании – это дело десятое. Если какое-нибудь обоснование есть – отлично. Если нет – тоже не беда. Если при данных условиях всего более подходит для «оправдания» Евангелие – идеология будет ссылаться на него, и во имя заповеди Христа будет благословлять «обобществление».

Такова, в основном, связь между колебанием питания и колебанием идеологии.

Значит, для успеха таких идеологий необходимы два основных условия: 1) резкий, значительный рост дефицитного или сравнительного голодания масс, при невозможности утолить его иными путями; 2) наличность имущественной дифференциации в стране. Чем резче будут оба условия, тем – при равенстве прочих условий – подъем успеха коммунистически-социалистической идеологии будет быстрее и сильнее, тем легче она будет прививаться к голодным, тем больше будет ее успех. П. А. Сорокин оперирует большим историческим материалом, но мы возьмем для доказательства его точки зрения только три.

В Древней Греции, со времени обеднения крестьянства, носителем этих идеологий были бедняки. Во всяком бедном гражданине таился социалист, пролетарий позднейших веков – прирожденный революционер. Он готов разрушить мир, преграждавший бедняку доступ к богатству и блаженству. Целью его является социальный переворот, экспроприация богачей и диктатура пролетариата… Образовалась «коммунистическая алчность пролетариата», и мысль об экономическом уравнении посредством простой экспроприации ренты и земельной собственности прямо-таки вошла пролетарию в плоть и кровь. И именно пролетариат, голытьба, беднота, «сброд», составлял главную армию всех многочисленных социальных революций, с их коммунизациями, дележкой и уравнением богатств, убийствами и гражданской войной, которыми богата история Греции с 5 в. до нашей эры. Сообразно пролетарскому идеалу: «Не следует, чтобы один был богачом, а другой – нищим». При революциях Агида, Клеомена, Хилона, Набида и других «систематически отбиралось у собственников все их имущество, кассировались долги, переделялась земля», «все выделившиеся из массы богатством и репутацией умерщвлялись, убивались, дома и поля, жены и дети убитых отдавались пролетариату, гелотам и сброду».

Не иначе обстоит дело и в Риме. И здесь практически-уравнительная и примитивно-коммунистическая идеология, требовавшая конфискации имущества богачей, «национализации» и передела земель, плюс, конечно, опалы и убийства самих богачей, идеология, выступавшая во всех основных социальных движениях и революциях Рима (Гракхов, Цинны, Катилины, Целия, Долабеллы, Рулла, Спартака, Сатурнина, Друза и т. д.), вербовала своих сторонников и адептов из среды рабов, бедноты, голодных пролетариев, обедневших, крестьян, нищих солдат, из тех, по выражению Цицерона, «жалких и голодных пиявиц казны», из которых набирались батальоны анархистов. Его современник Саллюстий говорит прямо, что разделительно-уравнительное «направление вообще свойственно самой природе этого класса. Ведь всюду неимущий относится к собственникам с завистью и недоброжелательством: он увлекается зачинщиками смут, ненавидит существующее и стремится к новым порядкам. Он жаждет всеобщего переворота, мятеж и возмущение питают его. Ему нечего опасаться потерь, так как бедноте терять нечего».

Во Франции, в XVIII веке «особенно второй половине, положение масс было очень тяжелое. И дефицитный и сравнительный голод резко повысились. Рядом с этим мы видим появление и быстрое распространение идей просветительской философии, в практических выводах которой в избытке имелись и лозунги равенства, и лозунги «коммунизации», и лозунги полного отчуждения личности в пользу общества, и лозунги экспроприации достояния богачей, и т. д, словом, все те основные практические выводы, которые характерны для всякой коммунистически-социалистической идеологии.

Обращаемся к якобинцам, с их лозунгом имущественного равенства во Франции. Пока они были санкюлотами – они провозглашали уничтожение богачей, захват и секвестр их достояния, равенство и общественное благо. Но как только дорвались до этих богатств – картина меняется: вместо «национализации» идет присвоение богатств себе, их грабеж и воровство, взяточничество и вымогательство, и – при их положении – весьма выгодная покупка ими национализированной недвижимости, сделавшей их богачами. На этом-то и строят свои громадные состояния ловкие террористы: этим объясняется происхождение их колоссальных богатств, которыми мирно пользуются после Термидора эти заведомые негодяи, бывшие до Термидора каждый в своем кантоне меленькими Робеспьерами, эти патриоты, которые теперь строят вокруг Ормана дворцы, которые в Валансьенне, разграбив общественную и частную собственность, владеют домами и имуществом эмигрантов, приобретенных ими на торгах за цену в сто раз ниже их действительной стоимости.

Комитеты якобинцев забирали себе лучшее из всего: в то время, как масса голодала, они старались путем угроз, грабежа, конфискаций сколотить деньгу про черный день в будущем. Разбогатев, они забыли быстро старую идеологию, стали рьяными собственниками, составили класс будущих капиталистов, у которых не возьмешь легко их собственность, которые положат за нее душу и жизнь с усердием новообращенного прозелита. Из их-то среды при Наполеоне и реставрации и вышли самые рьяные дельцы капитализма и защитники собственности… Обратите далее внимание на эволюцию самих этих партий и их лидеров. Как только они получают полный или частичный доступ к власти и к жирным местам, очень быстро появляется среди них дух оппортунизма, умеренности, принципы «реальной политики», нередко ведущие к «поклонению тому, что сжигали, и к сжиганию того, чему поклонялись», когда были бедными и лишенными влияния, власти, богатых мест и синекур.

Связь, утверждает П. Сорокин, между «идеологией» и колебанием кривой питания действительно есть. Посему исследователю жизни идеологий, механизма и закономерности их подъемов, падений, колебаний и смены, нельзя игнорировать число и качество калорий, поступающих в организм общества. Часто разгадка многих загадочных явлений в сфере общественных настроений и верований лежит в колебании этой последней «переменной».

Мы можем только мечтать о будущей гармонии с окружающим миром, а сегодня мы со своими проблемами напоминаем серфера, очень неуверенно стоящего на скользкой доске над морской бездной. Д. Карриван в своей книге «Волна. Сердце и разум живого космоса» предлагает свое решение проблемы, она пишет: «Когда серфер пытается оседлать море, он балансирует на своей доске, гладкая поверхность которой позволяет ему свободно скользить по волне, поднимающейся, вскипающей и опадающей. Серфер стремится не подчинить себе волну, а пребывать в гармонии с ней. Сосредоточенный, собранный, внимательный и уравновешенный, он пребывает всецело в здесь-и-сейчас, чутко реагируя на нюансы каждого мгновения».

Мы все – тоже серферы, по отдельности и вместе скользящие по приливной волне перемен. Мы испытываем искушение пытаться сохранить равновесие, ухватившись за прошлое или воображаемое будущее, но в нашей власти лишь настоящее. В вечном «здесь и сейчас» мы можем, либо обрести гармонию с Космосом, неизменно выбирая любовь, либо же искать иллюзорную опору в обособленности от мира и в результате проваливаться под волну, панически захлебываясь в пене своих хаотических поступков. Выбор за нами!

Добавить комментарий