Продолжение статьи.
Впервые опубликовано на сайте rubicon.kz 20 ноября 2015 года.
Нора Бекмаханова: мораль — это принцип домино?

Роль периодов упадка заключается в том, чтобы обнажить, разоблачить цивилизацию, разбить ее кумиры, избавить ее от привычки кичиться своими достижениями. Она получает, таким образом, возможность оценить свое прошлое и настоящее, увидеть бесплодность всех потрясений и усилий. И по мере отстранения от бредней, на которых основывалась ее слава, она все больше продвигается к осознанию реальности, к отрезвлению, к всеобщему пробуждению – словом, делает роковой скачок и вскоре вырывается из истории; либо иначе: она оттого и просыпается, что уже выпала из исторической колеи и потеряла лидерство. Итак, сначала слабеют инстинкты, затем просветляется сознание, затем утверждается трезвость, а это означает раскрепощение сферы духа и атрофию сферы деятельности, в частности деятельности в истории, которая замирает на отметке «крушение»… Само то, что в обществе занялись историей, говорит о ее определенной стадии: как сказал Э. Райснер, историческое сознание есть симптом конца времен. В самом деле, озабоченность историей приходит вместе с озабоченностью ее близким закатом. Богослов размышляет о жизни, провидя Страшный суд, человек, охваченный тревогой (или пророк) – провидя вещи менее эффектные, но столь же важные. Оба ждут катастрофы, подобно той, какую индейцы-делавары проецировали в прошлое: по преданию, в то время молились от ужаса не только люди, но и звери.

Человек делает историю, история же разделывается с человеком. Человек одновременно ее творец и объект, двигатель и жертва. До недавнего времени он полагал, что управляет ею, теперь же знает, что она ему неподвластна, что все бесчинно и неразрешимо в этой безумной эпопее, конец которой не означает достижение цели…

После всех своих блестящих завоеваний и свершений человек начинает выходить из моды. Единственное, что еще может представлять интерес, это наблюдать за тем, как, прижатый к стенке, он агонизирует, и гадать, скоро ли задохнется совсем. До сих пор он еще как-то тянет только потому, что не хватает силы капитулировать, прекратить скатывание вперед (каковым по преимуществу является история) – слишком велика инерция скольжения. Трудно сказать, что именно в человеке повреждено, но изъян очевиден. Можно возразить, что он был в нем с самого начала. Да, но тогда весьма незначительный для него, еще полного мощи. Ничего общего с нынешней зияющей трещиной. Она – результат долгого саморазрушения злосчастного существа, плод его подрывной деятельности, направленной сначала на все вокруг, а потом и на самого себя. Выдавая войну против себя за гордое восстание, существо это расшатало собственные основы (именно к этому ведет анализ, психологический или любой другой) – основы своей личности, своей деятельности. Поражены сокровенные глубины, прогнило все до корней. Мы и ощущаем себя людьми не прежде, чем осознаем эту нутряную испорченность, до недавней поры еще как-то прикрытую, но обнажающуюся все больше и больше, по мере того, как мы исследуем и взрываем все, что существовало в нас в скрытом виде. Став прозрачным для самого себя, человек окажется не способен более ни на какие действия, ни на какое «творчество». Прозрев, лишившись наивности, он полностью истощится. Где найти энергию, чтобы упорствовать в том, что требует хоть какой-то свежести и ослепления? И если относительно себя он порой может обольщаться, то относительно судьбы всего рода людского – ни в коей мере. Только глупец может утверждать, что человек еще в начале пути. На самом деле эта чудом держащаяся на ногах развалина бредет к последнему акту и там предстанет мудрецом, которого разъела мудрость. Да, человек – сплошное гноище, его гложет гангрена, и таковы мы все. Мы движемся гуртом к невиданной дотоле сваре, когда все набросятся друг на друга, как буйно помешанные, как взбесившиеся марионетки, потому что все станет невозможным, непереносимым, а единственным достойным делом для тех, кто останется жить, будет уничтожать себя и себе подобных. Одно лишь возбуждение еще доступно нам – агония перед кончиной мира. А потом вечное оцепенение: роли сыграны, сцена опустела и можно всласть пережевывать эпилог.

Самым жестким и нелицеприятным было и остается, сделанное в 2006 М. Веллером прогнозирование современной Европы в его «Великом последнем шансе». Очень бы хотелось, чтобы его беспощадное перо, которое можно сравнить со скальпелем хирурга несколько преувеличило и чересчур сгустило краски в описании европейской современности, но к сожалению, массовая миграция населения из разрушенных войной стран Ближнего Востока показала, что этот очень жесткий критик во многом был прав.

М. Веллер констатирует:

1. Вымирает Европа. Депопуляция. Уже треть века, и процесс по экспоненте. Прогрессия. Германия, Англия, Франция, Италия – везде детей рождается меньше, чем умирает стариков. Нигде нет не только 2,15% ребенка на женщину для простого воспроизводства, но вообще спустились до 1,7% и 1,15%. Немцев, французов, англичан, швейцарцев, итальянцев, австрийцев – каждого из этих народов становится на несколько сотен тысяч человек в год меньше.
2. Когда физически кормить детей нечем – они мрут. А когда надо то и се, отдельные комнаты и автомобили, одежду модную и пищу разнообразную и так далее – дети заменяются другими удовольствиями.

Согласно сегодняшним футурологическим прогнозам, через 30 лет население Западной Европы сократится на 25% в среднем.

Есть один нюанс. Это без учета этнического состава.

3. Этническая замена. Африканцы, азиаты, арабы, турки, латиноамериканцы едут в Европу легально и нелегально, борются за права свои, данные им демократией, выписывают к себе в Европу бесчисленную родню с родины, превращают в трущобы кварталы выделенного им муниципального жилья. Они считают себя европейцами.

За ними – их тысячелетняя психология и ментальность, их религии (все чаще – ислам), их представление о быте и справедливости – и наглость людей простой и ясной культуры, где если тебе за наглость не дали по морде – значит, слабы и презренны, можно не бояться. А если еще и пропагандируют, что тебя нельзя бить ни за какие поступки – это вообще народ шакалов и прислужников, среди которого и надо занять достойное место, ибо Аллах как-то сгоряча дал таким псам такие блага.

Вот так и относились грязные и неграмотные, но воинственные и храбрые варвары к растленным и гуманным римлянам, очень любящим свою жизнь и добро, и давшим права римских граждан всем, кто остался живущим в пределах завоеванной империи.

Этнический переселенец скептически относится к европейцу. Завидует. Мол, это горбом бедных народов вы, трусливые и слабые шакалы, создали свое огромное богатство. Ну, так пришел наш черед пожить хорошо!..

Так вот, европейцев будет все меньше – но афро-азиатов среди них будет все больше. Поправки на культуру, трудовую этику, религию, интеллектуальные сферы деятельности и патриотизм делайте сами.

4. При этом европейцы не хотят работать на тяжелых, грязных, непрестижных работах – можно сунуть на них гастарбайтеров, а самим сидеть на социальном пособии.

Гастарбайтеры уже необходимы Европе для содержания их трудом пенсионеров и социальщиков. Иждивенцев-то все больше, а детей и работающих все меньше. Европа «подсела» на гастарбайтеров как на наркотик. Уже не слезть. Иначе жизненный уровень упадет. А этого правительству не простят. На что угодно пойдут, но мое мне подай.

А у гастарбайтеров пока детей много рождается. Вот вымрут европейцы, состарятся гастарбайтеры – и их дети будут работать уже на их содержание. И это будет справедливо.

А не въезжай в рай на чужом горбу. Кто не работает, тот кто? По одежке протягивай ножки.

А пока европейские промышленники, снижая себестоимость товара и давя конкурентов, переносят производство в дешевые страны. Малайцы-китайцы пашут – а свои работяги переходят на социал, развращаются вынужденным бездельем, так предпринимателю выгоднее.

Третий мир поднимается, создает свой рабочий класс и техническую интеллигенцию – а Европа сладко и расслабленно жиреет. Вы думаете, это вечно? Когда страны – производители Третьего Мира начнут договариваться между собой – перекрыть кран Европе станет делом техники. Рука не дрогнет.

А зачем Европе образование, труд, карьера, если и так можно хорошо жить? А «там» – пахать надо, а здесь все пригасает.

Тот, кто работает и создает – раньше или позже осознает и ультимативно заявит свои права на львиную долю добра и власти. Иначе в истории не бывает.

5. Европейцы больны. Медицина, соцобеспечение и гуманизм сыграли с этносом дурную штуку. Природу не обманешь.

Ранние младенцы мерли? Теперь вытянем. Хилые – гибли? Теперь живут и дают потомство. Продолжительность жизни – под 80. Но:

Грудная клетка и плечи – уже. Кости тоньше и пористей. Давление все у большего числа несчастных. Аллергиков больше половины.

И посмотрите, дегенерация тронула костную основу их лиц – большинство! Как скверно они сложены.

Вот в этих условиях – растет импотенция. И растет бесплодие. И больше заболеваний и патологий женской половой сферы. И меньше объем и концентрация средней мужской спермы. А однополые браки и разрешение на усыновление в такие семьи? И свободу секса с любого возраста. И порнография – как свобода информации…

Фактическое приравнивание гомосексуального свободного секса к традиционной и освещенной церковью семье означает: получение любого удовольствия равноправно и не имеет отношение к деторождению, созданию и продолжению рода, основанию и ведению хозяйства, обустройству жизни и общины, созданию того общества, которое и было поднято нашими предками к вершинам сегодняшней цивилизации. Необходимо понятие нормы и патологии.

А неолиберализм пытается провести идею о том, где есть удовольствие без прямого вреда другому – там нет порока, греха и зла. Поэтому девственница под венцом в фате и развратник-гомосексуалист – носитель СПИДа, друг от друга морально ничем не отличаются. Они равноценны. В этом уничтожении морали подается «продвинутость», «современность», «демократичность» и «свобода». Хочешь, можешь быть девственницей, хочешь – гомосексуалистом со СПИДом, разницы нет.

В Европе очень много разрушенных семей. Но государство сирот – это страна брошенных, закомплексованных, недолюбленных, это ненормальная страна, и она не может дать нормальную культуру и проживать нормальную судьбу. И все эти бесконечные разводы и усыновления – это искажения растущих людей. Раздавленное сознание даст вам такое государство, что вы и удивитесь: что за развал?

Мораль – это по принципу домино. Убери одно – посыплется все. Сегодняшняя свобода секса и морали плоха тем, что детей меньше, а одиночества больше. Чего пахать, если своим детям страну и дом передать не можешь – нет детей. Родина – это семейный очаг, который всего дороже: чего жизнь класть на войне, если нет у тебя очага, а выпить и заниматься сексом везде можно.

Стоит подумать о том, что именно те края, где отношение к сексу было простым, непосредственным, не закомплексованным – Океания, Южная Америка, Африка – ничего серьезного мировой цивилизации и не дали. Хотим и делаем, меньше думай – больше удовольствий.

Снятие моральных устоев, перегородок и представлений означает повышение энтропии общества. Перемешивание всего. Рассеивание разделенной прежде энергии в одном пространственном поле. Снижение энергетики, падение потенциала.

6. Искусство эпохи – это душа эпохи. О человеке и цивилизации можно и должно судить по немногим главным вещам:

как они умеют любить

как они умеют умирать

как они умеют убивать

как они умеют хотеть, чего они хотят.

как они умеют любить – вместо шекспировских Ромео и Джульетты сегодня крашеные гомосексуалисты на своем параде, и члены очередного парламента впереди.

Чего они хотят? Европейцы ничего не хотят.

…Они хотят статус-кво. Чтоб было как сейчас. Только чуть спокойней, сытней, благоустроенней. Благ каждому – чуток побольше. А волнений – поменьше. А вообще, все хорошо! Все хорошо.

Ну, чтобы гастарбайтеров поменьше. Ну… они же должны на нас работать. Наркотики уменьшить. Но легкие наркотики можно… И уже если кто подсел – помогать ему. Медицину на максимально высокий уровень. Войны чтоб не было. Ну, там мелкие разногласия с правительством насчет конкретных льгот, как везде. Все? Все.

Европа приехала. Цикл замкнулся. Сверхзадач больше нет. Надличностных целей нет. Да, мещанство, да, обывательство. Да, добросовестный труд, любимая работа, искусство, а как же, любовь, пиво, футбол.

7. М. Веллер подчеркивает, много лет я повторяю эту фразу:

а) когда не за что умирать – не для чего и жить;

б) лучшие сомкнулись с худшими. Правозащитники защищают права убийц.

По замыкании такого диалектического круга цивилизация идет на дно с камнем на шее. Ни умереть самим – ни убить гадов. На что такое Европа может рассчитывать?

Наша цивилизация построена суровыми людьми по суровым законам. По нынешним законам люди с нынешней психологией никак не могли бы создать европейскую цивилизацию. Какие римляне, какие германцы, какие галлы, о чем вы говорите?

Всю дорогу убийц убивали. А сегодня «государство не должно». С чего бы?

8. Было в истории много ересей и сект, отрицавших убийство в принципе. Все они кончили печально и быстро, следа не оставив. На уровне социума пропаганда неумения умереть и неумения убить – это акт самоубийства социума.

Эта неолиберальная идеология абсолютно противоречит существованию в государстве армии. Первейший долг солдата – убивать по приказу и быть готовым погибнуть самому. Если общественно-социально-государственная идеология диаметрально противоречит сути армейской идеологии – одна из идеологий лжива, неуместна, неприемлема. Существует и определяет закон военного времени.

Если идеология социума разъедает собственную армию – это уже не армия. Герой с толовой шашкой взорвет себя и десяток трусов в форме и полной экипировке – но они на это не способны.

Продолжение Часть 3.